Хмельное бешеное веселье испарилось как по волшебству, и весьма неожиданным образом. Нет, он не получил по башке чемоданом от героического пассажира, хотя эффект был сходный. Негр увидел спутницу бородача – ту самую изнеженную кинозвезду – и остановился как вкопанный.
– Холера… Ты? – Вместо похотливого торжества, коего в данной ситуации вроде следовало бы ждать, вид у него сделался как у ребенка, у которого приготовились отнять любимую игрушку. – Дьявол! – огорчился он, шмыгнул носом, всхлипнул и торопливо двинул на выход. – Слышь, Харя, у меня дела. Дерзайте сами… – сплюнул, выругался ещё раз, спрыгнул на грейдер и припустил, как наскипидаренный, к лесу. – Ариведерчи…
– Эй, Чёрный, подожди. Притормози, Чёрный… – в некоторой растерянности покричал ему вслед Харя. Тоже выругался, вздохнул и повернулся к товарищам, державшим в руках автоматы. – Ну ты смотри, сука, бля, все запортачить и свинтить! Как есть в натуре вольтанутый. А, Ржавый?
– Чёрный болт, ниггер, что с него возьмёшь, – отозвался Ржавый. – У, обезьяна…
– Сам ты, кореш, жертва аборта, – вклинился в разговор третий, жилистый, татуированный и мрачный. – Кто вертухаев замалинил? Кто буркалы их позорные отвёл, а? Кто с понтом собак уконтропупил? Кто…
– Ну всё, хорош базлать, – оборвал Харя. Выругался в незапамятный раз и обратился к пассажирам: – Всем сидеть на жопе ровно, не вошкаться, пакшами не махать, языками не чесать. Торбы, сидоры, погреба и углы к осмотру. Бабки, хавку, зелень и рыжьё в оркестр. Шмаляю без предъявы, калибр пять сорок пять…
– Бьянка, ты с ним что, знакома?.. – Рыжий бородач глянул вслед чернокожему, уже исчезнувшему за ёлками. – День свободы Африки, блин…
– Так, приватно познакомились в Америке, – манерно усмехнулась его спутница. Жутких зэков, приближавшихся по проходу, для неё как будто не существовало. – Кругом, знаешь ли, ядра летают, ужасный этот «Монитор» долбит, точно дятел… Шум, гам, кровь, вонь. И тут он, в форме сержанта северян: «Разрешите, мэм, помочь вам донести эту корзину с кукурузой. Такие руки нужно беречь…»
– Ну и?.. – сделал страдальческое лицо бородач.
Бьянка улыбнулась ему, лукаво и благосклонно:
– Ну и. Вечером, Песцов, вечером доскажу.
Тем временем негодяи не мешкали: затащили в автобус обмякшего, окровавленного водителя, симулянт в трусах сел за руль, а Харя с товарищами понесли вдоль прохода здоровенный раскрытый баул, куда было велено кидать деньги, драгоценности, телефоны и жратву.
Автобус ожил, задёргался, развернулся и поехал назад – в сторону железной дороги. Не в Пещёрку же беглецам, действительно, было ехать?
Напряжённо сидевшая Оксана непроизвольно дёрнулась, когда бандиты внезапно остановились и восторженно заорали:
– Ну, сука, падла, бля, ведь это же… Это же… Это же сам его такое-то и такое-то величество главный кум майор Колякин!!!
Они увидели пассажира, предположившего, что Тихона постигла безвременная кончина.
– Вот и свиделись, мент поганый… – Харя вдруг перешёл на одышливый шёпот, прозвучавший невероятно зловеще: – Помнишь, как прессовал меня, трюмил, в душу плевал? Ну так будет тебе нынче оборотка… Эй, ребята, что будем делать с гражданином начальником? Начнем с начала или с конца?
– Не надо, Христом Богом прошу, не надо… – залепетал обречённый «гражданин начальник». – Я ж не сам по себе… при исполнении… под приказом хожу… – Колякин побледнел, покрылся потом, глаза налились животным ужасом. – Наши, если что, не простят… найдут… из-под земли достанут…
– А мы тебя присыпать и не станем, в дерьме потихоньку растворим, – с ухмылкой оборвал его Харя. – А прямо сейчас… на четыре кости поставим, накормим узлами…
– Очко порвём на немецкий крест, – обрадовался Ржавый.
И, для начала приласкав Колякина прикладом, потащил его в направлении автобусной кормы.
– Так и так, а это кто тут у нас? – Харя, устремившийся было вслед за подельником, остановился перед Оксаной.
Возможно, ему не понравился её взгляд. Возможно, напротив, понравился… Этого мы с вами, читатель, никогда не узнаем.
Ибо тут случилось неожиданное: путешественник не от мира сего тонко улыбнулся, невероятно быстро и ловко извлёк откуда-то наган – и с решительностью Индианы Джонса дважды надавил на спуск.
Оксане бросилось в глаза, что наган у него был ухоженный, офицерский, с какой-то бумаженцией, обернутой вокруг ствола.
Грохотом ударило по ушам, грузно осело на пол мёртвое тело, запахло порохом и бедой…
– Это чё… – Ржавый, разом забыв про немецкий крест, начал поворачиваться на шум. Руки его тащили «калашникова» со спины, губы кривило жуткое непонимание. – Это чё такое, в натуре? Это чё?.. Эва, фраер, ты там чё?..
Вместо ответа прямо в фейс ему полетела… нет, не пуля – яростно орущая мешанина огненной шерсти, зубов и мощных, острых, как кинжалы, когтей. Не теряя времени, Оксана вскочила и добавила супостату мыском кроссовки в пах. Короткая расправа, завершившаяся прямым правым в мочевой пузырь, оставила на полу ещё одно недвижное тело. Может быть, ещё живое, но капитально искалеченное – уж точно.
Почти одновременно начал действовать и бородач. Да как действовать! Раз – и вышел в аут с пробитым горлом один бандит, два – ослеп на оба глаза другой, три – получил плюху в основание черепа водитель-зэк, гнусный лицедей, отблагодаривший автобусного шофёра кастетом за милосердие.
– Покатался, хватит, – проворчал бородач, перехватил руль и скоро остановил завилявший по дороге автобус. – Приехали!
Скрипнули рессоры, тяжко вздохнул дизель, двери клацнули, застонали и распахнулись.